Первый эскиз спектакля «Дознание» в постановке режиссёра ТЮЗа Михаила Тычинина представили на суд зрителям ещё летом 2016 года в рамках фестиваля «Наша тема». В этом году на национальной театральной премии «Золотая маска» спектакль был удостоен сразу двух номинаций: «Лучший спектакль. Драма, малая форма» и «Лучший режиссер».  В рамках фестиваля «Наша тема» 2017 года зрителям снова выпала возможность посмотреть на нашумевший спектакль.

«Дознание» - документальная пьеса Петера Вайса, основанная на протоколах франкфуртского процесса 60-х годов. Редактор этой пьесы оставил на ней пометку «Для постановки в театре невозможна, так как сильно страшна». Сам Петер Вайс в ремарке постановщику указывает: «Не следует делать попытку воссоздать на сцене реальную обстановку суда, в которой велось расследование совершённых в лагере преступлений». Тем не менее, популярность Вайса в Европе неуклонно росла, а его пьесы переводились на многие языки и ставились в разных странах. Его непопулярность в СССР объяснялась «западностью» автора. Несмотря на его антифашистские настроения, советская система предпочитала держаться в стороне от немецкого драматурга, идеологическая выдержанность которого могла оказаться неустойчивой.

Первую постановку «Дознания» в СССР осуществил Пётр Фоменко, молодой режиссёр Таганки. В 1967 году пьеса была показана всего несколько раз, после чего была снята с репертуара руководством театра по творческим соображениям.

Традиционно «Дознание» Вайса - оратория в 11 песнях. Автор указывает, что после шестой песни можно сделать антракт. Действующих лиц в спектакле 30: 18 подсудимых, 9 свидетелей, судья, обвинитель и защитник. Свидетели у Вайса лишены имён в отличие от обвиняемых: подсудимые сохраняют имена, поскольку они имели имена в то время, о котором идёт речь на суде. Узники же были лишены имён и имели только номер. Главной особенностью действия можно считать непричастность актёров к восприятию зрителями действующих лиц. Зритель должен сам для себя решить, обвинять или защищать кого-либо. Постановка Михаила Тычинина сохранила в себе главную идею, о которой писал Вайс, но сама форма спектакля претерпела значительные изменения: зрители не просто наблюдают судебный процесс над нацистами, а сами становятся его участниками.

Всё начинается с того, что сотрудники театра провожают зрителей не в зал со сценой, бархатными шторами и мягкими креслами, а в гараж за зданием ТЮЗа. Перед этим каждому выдаётся номер, согласно которому нужно занять место на лавке в помещении с серыми стенами и заклеенными окнами. Зрители больше не личности со своими именами, они теперь – номера. Голос сверху сообщает, что запрещены только две вещи: вступать в диалог и вставать с мест. Этот голос – единственный, который мы отчётливо слышим на протяжении почти всего спектакля. Голос, который приказывает. Принадлежащий тому, кого мы не видим, но всё равно ему безоговорочно подчиняемся. Просто потому, что так надо, так делают все.

Первая часть спектакля так и называется: молчание. Зрители самостоятельно читают про себя первые песни «Дознания». Прочувствовать атмосферу помогает классическая музыка, напряжённая и гнетущая, под стать тексту пьесы. Она же помогает ощутить жанровые особенности оратории как жанра. Человек в костюме, следящий за процессом, звонит в колокольчик, как только каждый дочитал. Свет выключается.

Далее на всех выдаётся один экземпляр пьесы со следующими песнями. На этот раз читать нужно вслух, по очереди, передавая друг другу текст по сигналу человека в костюме. Никто не выбирает себе роль, чтобы вжиться в неё и понять того, чьими словами он говорит. Каждый может быть одновременно и судьёй, и свидетелем, и подсудимым. Возможность «примерить» на себя роли каждой из сторон позволяет самостоятельно выбрать для себя, кого стоит оправдать, кто виноват, кто лжёт, кто жертва. Вот только готовы ли вы судить?

Чтение следующих частей проходит про себя, но уже на других местах: чтобы действие продолжалось, в один момент по велению голоса сверху нужно пересесть на места напротив. Затем зрителям даётся право выбрать, кому передать колокольчик, чтобы звонить, как только все дочитают текст. Без слов, переглядываясь и показывая жестами, участники выбирают своего лидера. Каждый получает свечу, под светом которой ему и предстоит читать следующую часть пьесы.

На протяжении всего спектакля тюремная, лагерная атмосфера постоянно сохраняется. Зрителям приносят плошки с баландой, но вместо баланды там – вода. Да, вместо хоть какой-то еды узникам зачастую выдавали обычную воду. Подчинение лидеру, которого никто даже не видел. Темнота и ужас, вызывающие природный страх и чувство опасности.

Дальше всех зрителей попросят написать на программках вопрос, который волнует их именно сейчас, и сложить в чемодан. Голос сообщает, что отвечать на эти вопросы мы должны сами, поэтому каждый вытягивает чей-то вопрос, чтобы прочитать его и дать свой ответ. Многие вопросы касались самого спектакля и темы, о которой шла речь. Кем бы я оказался там, в лагере? Смог бы я убить, чтобы сохранить жизнь себе и своим близким? Что делать, чтобы это не повторилось?

В последней сцене актёры представляют собой подсудимых, которые оправдывают свои действия. Словами из пьесы они говорят о том, что были такими же жертвами, вынужденными подчиняться вышестоящим. Что приходилось выживать, и это был единственный способ. Что они также понесли потери. Что сами были против этого. Что даже помогали узникам. Что стоит уже забыть об этом за давностью лет. Что они просто выполняли приказы. Что они не виноваты. Не виноваты. И опять это не актёры на сцене, а люди, стоящие за полупрозрачной занавеской. Не определённые люди, а призраки, эскизы, примерные образы. В конце концов, их голоса сливаются в один поток, окончательно обобщая всех этих персонажей.

Один вопрос из чемодана звучал так: «Почему мы молчим?» И правда, почему большую часть времени зрители проводят в тишине, почему актёры не произносят слов, почему нам нельзя общаться и делиться друг с другом своими впечатлениями прямо здесь?

Чтобы побыть с собой. Самому проиграть внутри себя то, что является не просто художественным произведением, а реальностью. Есть вещи, для которых слова пусты, абсолютно бессильны. Если начать о них говорить вслух, это будет бессмысленно. Если их показывать, то мы увидим только интерпретацию, перегруженность коннотациями и прекрасную игру актёров. Молчание и помощь участников спектакля в имитации определённых условий и погружении в атмосферу даёт гораздо больше смыслов. Более того, помогает яснее увидеть то, о чём хотел поговорить с нами режиссёр. Не «что показать», а о чём дать подумать самому. Современный, экспериментальный театр не даёт решений или ответов. Он задаёт те вопросы, на которые мы сами должны ответить самому себе.

Мила Волкова